Старинный кабинет-портрет.Формат:16.4на11см.МОЛОДЫЕ ЭСТОНЦЫ из ОКУЛОВКИ,фотограф Яан КОЛК(мокрый штамп Колка на паспарту фотографа Дубровина:"Фотографiя Я.А.КОЛКЪ, Новгор.губ., ст.Окуловка Ник.ж.д."), станция ОКУЛОВКА Николаевской ж/д, Новгородская губерния,1916-1917 гг.СОСТОЯНИЕ на ФОТО,ДОСТАВКА ЛОТА в ДРУГОЙ РЕГИОН-ПОЧТА РОССИИ. ДЛЯ СПРАВКИ: ОКУЛОВКА - Станция II класса, была открыта 1 (13) ноября 1851 года под названием Окуловская, в составе Санкт-Петербурго-Московской железной дороги. Название станции происходит от близлежащей деревни Окуловка и было утверждено приказом МПС № 227 от 21 декабря 1850 года. После переименовании дороги 8 (20) сентября 1855 года, станция в составе Николаевской железной дороги, а в 1863 году получила официальное название в создаваемой сети железных дорог — Окуловка.Впервые Окуловка упоминается в писцовой книге Деревской пятины Новгородской земли около 1495 года (относится к Полищскому погосту). В декабре 1964 года Новгородский облисполком принял решение о слиянии рабочих посёлков Окуловка и Парахино-Поддубье в город Окуловка. Решение было утверждено Указом Президиума Верховного Совета РСФСР 12 января 1965 года. Эта дата стала считаться днём рождения города. ОКУЛОВСКИЙ ФОТОГРАФ начала 20 века ЯАН АМОСОВИЧ КОЛК:Яан Колк, проживал в доме № 31 по улице Карла Либкнехта в Окуловке. В документах фонда №Р-1280 ГАНО «Государственный архив Новгородской области» сохранился список негативов,изготовленных им и отобранных сотрудником архива для учета. В акте обследования числится семь негативов сантиметра, среди которых снимок женского коллектива станции размером 18×24 Окуловка 1918 года (указана изношенность негатива 25%), рабочего кооператива общества потребителей при Парахинской фабрике 1916 года (указана изношенность негатива 25%), Первого Новгородского съезда коллективов бумажников, 25-летия Окуловской вольно-пожарной дружины, хорового кружка при Парахинской фабрике, струнного оркестра при Парахинской фабрике и духового оркестра при Парахинской фабрике (все 1926 года). К сожалению, дальнейшая судьба фотографа Яна Колка сложилась трагически. Сведения о нем можно найти в пятом томе Книге памяти жертв политических репрессий Новгородской области: «Колк Ян Амосович. 1891 года рождения, уроженец Эстонии, проживал в п. Окуловка, эстонец, беспартийный,грамотный, фотограф. Арестован 30 апреля 1935г. Приговорен 25 октября 1935г. к пяти годам лагерей. Остались жена и трое детей». В разных томах Книги памяти жертв политических репрессий
Новгородской области содержатся сведения о жителях Окуловского
района с фамилией Колк, родственников фотографа, которые
подверглись репрессиям в 1930-е годы. Судьба их сложилась по-разному, кто-то был расстрелян, кто-то освобожден. Так во втором томе Книги упоминаются Колк Александр Амосович (брат фотографа) «1898г.р., урож. имения Березовик, эстонец, грамотный, беспартийный, член колхоза «Ваба Элу», проживал на территории Новоэстонского общества. Арестован 17 июля 1938 г. Освобожден 20 марта 1939 г.», Колк Амос Густавович (отец фотографа) «1869 г. р., урож. Эстонии, эстонец, грамотный, беспартийный, проживал в п.Парахино. Арестован 5 июля 1938 г. Освобожден 11 марта 1939 г.», Колк Роберт Амосович (брат фотографа) «1895 г.р., урож. имения Березовик, эстонец, грамотный, беспартийный, член колхоза «Ваба Элу», проживал на территории Новоэстонского общества. Арестован 10 марта 1938г. Расстрелян.», Колк Рудольф Амосович (брат фотографа), 1907г.р., уроженец и житель Новоэстонского общества эстонец, грамотный, беспартийный, счетовод промартели. Арестован 25 июня 1938г. Освобожден 17 марта 1939». В седьмом томе Книге содержатся сведения о Колке Амосе Густавовиче: «проживал на территории Новоэстонского сельсовета. Раскулачен.Лишен избирательных прав в 1932 г». Фотоателье Н.С. ДУБРОВИНА располагалось в Боровичах в доме № 9 по улице Никитской примерно с 1900 по 1921 годы, также функционировало отделение в Окуловке. ЭСТОНЦЫ в ОКУЛОВКЕ:о второй половине Х1Х века, страдая от безземелья на родине, эстонцы и латыши переселялись в Россию, в надежде свободно трудится на собственной земле. К началу ХХ столетия их мечта почти сбылась.Земли были выкуплены, произведенная продукция находила спрос на рынках в Крестцах, Окуловке, Боровенке. Но случилась революция, а с нею коллективизация, раскулачивание, сселение с хуторов. Как бы в насмешку созданный таким образом колхоз назвали Vaba elu (Свободная жизнь). Наконец, в довершение всего 3 ноября 1941 года всё нерусское население было выслано в Сибирь. Так прекратило свое существование поселение эстонцев на границе Окуловского и Крестецкого районов. Ново-Эстонский сельсовет в Окуловском районе существовал до 1954 года.НОВО-ЭСТОНСКОЕ ОБЩЕСТВО КРЕСТЬЯН:арскими указами 1816, 1819, 1849 и 1856 годов эстонские крестьяне были раскрепощены, но помещики, немецкие бароны продолжали сохранять за собой большую и лучшую часть земли, а также сильную власть над крестьянами. Поэтому в 50-60-е годы 19 столетия в Эстонии возникло массовое переселенческое движение, как форма протеста против помещичьего гнёта. До начала 20 века в Сибирь, Крым, Кавказ, Среднюю Азию, Европейскую Россию переселилось не менее 11% сельского населения Эстонии. В Псковской, Новгородской, Тверской губерниях переселенцы из Прибалтики селились на свободных помещичьих землях в совершенно лесистых, заболоченных местах, выкупая их в рассрочку через поземельный банк. В Новгородской губернии в 19 веке возникло около 20 поселений. Новоэстонское общество – одно из таких поселений, сформировалось к 1893 году на территории бывшего Крестецкого уезда, ныне – территории Окуловского района. Сами эстонцы называли свое поселение «Лярски» (Lärski), так как оно возникло на выкупленных землях помещика В.М. Вонлярлярского."Колонисты не хотят селиться посёлками, как наши крестьяне, а предпочитают селиться хуторами, не смущаясь даже тем, что поблизости нет ни реки, ни ручья», - отмечает печать того времени. Расчищали от мелколесья и камней участки под пашню и сенокосы, разводили скот, торговали маслом и мясом на рынках. Работы круглый год сменяли друг друга. Пахать, сеять, пасти скот, косить и сушить сено, убирать и молотить урожай, стелить и поднимать льны, готовить дрова, прясть, ткать, вязать, шить, печь хлеба, нянчить детей… Верстак, колёсная прялка, ткацкий станок имелись почти в каждой семье. Домашняя мебель, телеги, сани, дуги, бочки, квашни, орудия труда – всё это в большинстве случаев делалось своими руками. Работали днём и ночью. Все лучшие куски, масло, яички – всё шло на рынок, чтобы вырученным рублём погасить проценты банку за купленную в рассрочку землю. Если болели, то лечились домашними средствами: керосином, скипидаром, травами. Так же лечили и скотину. О трудолюбии и упорстве эстонского поселенца коренное местное население рассказывало удивительные истории. Среди героев этих историй порой присутствовал сам «князь тьмы», оказывающий услуги «нехристям». Среди переселенцев были кузнецы и мельники, которые обслуживали население окрестных деревень и нередко селились в русских деревнях. Нерусские переселенцы не освобождались и от службы в армии. Переселенцы принесли с собой приобретённый на помещичьих полях Прибалтики опыт обработки земли, умение применять современные орудия труда. Они внедряли многопольные севообороты, товарные посадки картофеля, выписывали сортовые семена, заводили племенной скот, устраивали сельскохозяйственные выставки. Значительный приток населения из Прибалтики происходил и в период Столыпинской земельной реформы (1906-11гг). В Новгородской губернии значительная часть эстонских поселенцев в 1914 году землю уже выкупила.К 1909 году на хуторах Новоэстонского общества насчитывалось 51 жилое строение с 266 жителями, да ещё 186 человек относилось к родственному Новосельсколатышскому обществу, селившихся здесь же.Начинали осваивать местность переселенцы в очень трудных условиях. Жили сперва в шалаше или землянке, строили баньку и помещение для скота, потом гумно и ригу – и, в последнюю очередь, дом для себя. Русские называли переселенцев белыми цыганами.Эстонцы традиционно христиане-лютеране.Раз в год пастор из Новгорода объезжал хуторские поселения. Он освящал браки, выдавал метрические свидетельства о рождении и смерти, совершал обряд посвящения подростков в совершеннолетие – конфирмацию.К началу 20 века переселенческая община настолько окрепла, что озаботилась необходимостью дать образование подрастающему на новой родине молодому поколению, и построило около 1904 года собственную школу, где обучение велось на эстонском языке. Школа была также центром общественной жизни и досуга молодёжи.Новоэстонская школа до 30-х годов была единственной в округе, поэтому в ней учились не только эстонцы, но много русских детей. Преподавание велось на двух языках. В 1937 г было запрещено преподавание в школе на эстонском языке.В феврале 1919г. был основан Народный дом в доме Антса Аро, служивший местом проведения собраний, избойчитальней, клубом. (ГАНО, ф.Р-265, оп.1, д.243, л.12) В 1925 году перевезли оставшийся без присмотра большой дом из усадьбы Новоселки. (ГАНО, ф.Р-265, оп.2, д.417), где разместились нардом, изба-читальня, кооператив и райсельсовет.Здесь читали русские и эстонские газеты, ставили спектакли, выступал хор, проводились танцы. Высокое исполнительское мастерство, культура поведения, богатый набор музыкальных инструментов (рояль, скрипка, гармонь, гитара) делали молодёжные вечера в нардоме очень популярными в округе. Сюда охотно приходила русская молодёжь из Лядчина, Запутья, Федоскова. Ждали очередного воскресенья и шли с песнями на танцы и спектакли. Драк никаких не было. Танцевали падекатр, краковяк, хеват, польку, падеспань, вальс, венгерку, круговые танцы («кара-яан») и др.В 1931 году начался болезненный процесс сселение хуторов и создания колхозов.В Окуловском районе были раскулачены многие эстонские хутора. Остальные хутора были объединены в колхоз «Ваба элу» («Свободная жизнь»), где к 1936 году значилось 48 хозяйств. В годы, когда большинство сельских жителей знало про радио лишь понаслышке, молодёжь Новоэстонского сумела не только наладить изготовление радиоприёмников, но и организовала телефонная связь по хуторам. Приёмники были у Пускар Александра, Лабе Александра, у Тинт Августа и в школе. Позже, в д.Новая Жизнь была устроена антенна и радиоприёмник. По инициативе Ланговец Фёдора была проложена линия для связи с хуторами. Изоляторы были сделаны из полукатушек от ниток и пропитаны маслом. Теперь не составляло труда созвать людей на собрание, передать из нардома сообщение сельсовета, а бригадиру колхоза с вечера дать указания. Всё это казалось подозрительным органам госбезопасности. Радиоузел был оформлен как предприятие связи, введена абонентская плата как за радиоточку, протянута телефонная линия до Окуловки. К 1938 году все хуторяне были сселены в две деревни – «Новая Жизнь» и «Свет». Был построен общественный скотный двор, пробурена артезианская скважина… Колхоз просуществовал до ноября 1941 года, когда всё нерусское население района было объявлено неблагонадёжным, в одночасье посажено на ст.Окуловка в железнодорожный эшелон и отправлено за Урал. Сначала ришёл приказ направить людей на оборонные работы к Валдаю (д.Лутовенка). Угнали скот в Вологодскую область. Радиоприёмник забрали в сельсовет. А затем поступило распоряжение о депортации из прифронтовой зоны в Сибирь признанных потенциально опасными национальных меньшинств – немцев, эстонцев, латышей и др. 31 октября в сельсовете прошёл слух, что придётся временно оставить район, а 3 ноября прибыли вооружённые милиционеры и стали выгонять народ на улицу. Было приказано грузиться на подводы и ехать на станцию. С собою разрешалось взять не более 16 кг вещей и продуктов («придётся идти пешком»). Когда подводы отъехали, послышались выстрелы – милиционеры пристреливали воющих собак… Эшелоны с выселенными нацменами из Окуловки, Парахина, Кулотина, Новоэстонска, Боровичей пошёл через Бологое на восток..После окончания войны, те кто выжил, постарались вернуться на Новгородчину, но некоторые предпочли там остаться.Сельсовет под названием Ново-Эстонский просуществовал до июля 1954 г и был слит с Белушкинским сельсоветом. ИЗ ДРУГОГО ИСТОЧНИКА:сновной приток крестьян из Курляндской и Лифляндской губерний пришёлся на 60-е годы Х1Х века. Главной причиной переезда явились «скудные урожаи последних лет и недостаток заработка». А ещё – невыносимые издевательства литовско-эстонских помещиков. В Новгород устремились не зажиточные земледельцы, а батраки, голытьба, но эта крестьянская масса за десятилетия упорного труда создала цветущие колонии, которых к началу нашего века насчитывалось уже более 60 латышских и около 20 эстонских. Группировались эти поселения в основном вокруг Новгорода, Чудова, Крестец, Демянска. В распоряжении колонистов находилось до 30 тысяч десятин земли, в том числе выгоны скота и леса. Например, поселенцы Коломовки (основана в 1869 году в Чудовской волости) имели в среднем на хозяйство до 20 десятин земли (около 30 га). Да и колония была немалая – тысяча душ. По данным статистики, из 4 хозяйств колонистов каждое третье было крепким, зажиточным. В то же время мне попались списки семей, числящихся бедняцкими, где имелось пусть по одной лошади и корове. А послереволюционные латышские сельские советы возглавили не пролетарии, а вполне приличные «кулаки». И ещё один «колониальный» эпизод, дающий яркое представление о быте и интересах новгородских прибалтов. Среди эстонских поселений губернии было одно, сформировавшееся на территории современного Окуловского района и объединившее в себя хутора Новоэстонского общества. Так вот в начале 20-х годов местная молодёжь не только самостоятельно изготовила радиоприёмник, но и организовала трансляцию по хуторам. Эта же радиостанция позволяла осуществлять и телеграфную связь! Умело эксплуатируя леса, выкупив в рассрочку землю и получая приличные доходы от скотоводства, эстонские колонисты сколотили солидные сбережения. Конечно, такой скачок бывших батраков не прошёл для них даром. Зажиточные колонисты стали считать себя культурными земледельцами, выказывая полное пренебрежение местным «Ванькам», на земле которых они приютились. Вот вам и зачатки прибалтийского шовинизма! Из Эстонии переселенцы выписывали националистическую литературу. Надо сказать, многие из них плохо владели русским языком, но после революции в губернии было больше 20 латышских, 10 эстонских, немецкие школы, где преподавание велось на родном языке. Даже документация сельских советов, переписка шла не на русском . Коллективизация нанесла первый сокрушительный удар по размеренному быту «национальных меньшинств». По поселениям составлялись длиннющие списки подлежащих раскулачиванию, строчили доносы, сочиняли дутые дела о близости то учителя, то пастора с кулацкими бандами и подпольным движением. Курту Югану, жителю одной из эстонских колоний Крестецкого района, характеризуя его как кулака, приписали: «Служит в лютеранской церкви, читает на трибуне». А Карл Тяхт пострадал за то, что «эксплуатирует наёмную работницу. Бьёт жену». Это было начало тотального уничтожения колоний и их обитателей. А потом пришёл 37-й год, за ним – 38-й. И десятки Дуче, Петерсов, Келлеров оказались брошенными за решётку, сосланными в Сибирь, расстрелянными. То, что не сделали 30-е годы, завершили сороковые. В начале войны все национальные меньшинства были «эвакуированы» за Урал… Назад вернулись очень немногие. Конечно, могут припомнить, что был в войну Эстонский корпус, но в нём едва бы набралось несколько десятков «новгородских» эстонцев. А ведь только в начале двадцатых годов общая численность латышей, эстонцев, немцев достигала 30 тысяч человек, которые в основном проживали в 2286 хуторах и прочих крестьянских хозяйствах, а также в 3 эстонских сельхозкоммунах. Это были умелые хозяева, которые с нашей скромной земли умудрялись снимать потрясающие урожаи. КРАТКО: конце XIX века в бывшей Тимофеевской волости Крестецкого уезда, на землях помещика из с.Берёзовик М.В. Вонлярлярского возникли хутора переселенцев из Прибалтики. Они брали в аренду заброшенные пустоши и выруба, корчевали пни, разрабатывали пашню, ставили хозяйственные постройки, а потом жилье.К 1893 году здесь сформировались Ново-Эстонское и Новоселицко-Латышское общества, насчитывавшие около 90 хуторов и свыше 450 жителей. В 1904г хуторяне открыли национальную школу, в 1914г – общественный магазин, в 1919г – Народный дом. В первые годы советской власти был образован Новоэстонский сельсовет с центром в д.Лядчино. В 1930-е годы начался процесс создания колхозов и сселения хуторов в две деревни – «Новая жизнь» и «Свет». К 1940г колхоз «Ваба элу» (Свободная жизнь) имел 173га пашни, 300га покосов, богатые выгоны, добротные скотные дворы и хозпостройки, молочную ферму на 125 голов скота, птицефабрику на 200 кур, артскважину, достаточное количество сельхозинвентаря.3 ноября 1941г в одночасье всё национальное население сельсовета было выселено и депортировано в Сибирь и Казахстан. Потом мужчины были призваны в армию, где сложили свои головы Бауман Георгий, Бриккер Август, Бунтс Яан и Освальд, Ваас Роберт, Викман Август, Иллимсон Даниил, Кротман Иван, Ланговитс Павел, Луйк Рудольф, Лутс Эткар, Лутс Петер, Луц Эльмар, Няк Иоган, Пунг Эдуард, Тидеман Александр, Тидеман Рудольф, Трейман Фритс, Янке Рудольф и Карл, Гиндриксон Геннадий и др.Уроженцами Ново-Эстонских хуторов были физик, профессор Янус Рудольф, фотограф Колк Яан, секретарь компартии Эстонии Тинт Вольдемар, композитор Кротман Евгений и др.(материалы взяты из книги:Бриккер Л.Э. "Vaba elu, или История одного эстонского поселения между Крестцами и Окуловкой". – Окуловка, 2018г. Краеведческое издание.)
