ШПИЦЕР. ГОНЧАРОВ:ОПЫТ БИОГРАФИИ и ХАРАКТЕРИСТИКИ...СПб,ШКОЛА 1912-1913гг/П.В.БЫКОВУ-АВТОГРАФ АВТОРА

ДАРСТВЕННАЯ НАДПИСЬ писателю Петру Васильевичу БЫКОВУ и АВТОГРАФ АВТОРА/из библиотеки Быкова. ШПИЦЕР, Семен Моисеевич (1885-1941?).
И.А. Гончаров. 1. Опыт биографии и характеристики. 2. Два неизданных отрывка, [из очерка И.А. Гончарова "Май месяц в Петербурге" : Пособие при изучение русской словесности : Разбор романов Гончарова с характеристикой главных героев] : С портр., автогр. и факс. неизд. отрывка : К столетию рождения писателя / С. Шпицер. - Санкт-Петербург :книгоиздательство "Школа",типография "Жизнь", 1912-1913гг. - IV, 43 стр., 1 лист факсимиле;формат: 22 на 14.5см.НАДПИСЬ:"Петру Васильевичу Быкову на память от С.ШПИЦЕРА(подпись),5/VIII-22(1922 года)". СОДЕРЖАНИЕ:Предисловие; 1).Значение Гончарова и ценность его художественной деятельности; 2).Биография Гончарова; 3)."ОБЛОМОВ"; 4)."ОБРЫВ"; 5).Приемы письма Гончарова.как он создавал свои произведения.Гончаров,как стилист; 6).Гончаров в частной жизни; 7).Гончаров на Рижском взморье; 8).Последние дни Гончарова; 9).Гончаров,как человек. НЕИЗДАННЫЕ ОТРЫВКИ И.А.ГОНЧАРОВА. СОСТОЯНИЕ на ФОТО,ДОСТАВКА ЛОТА в ДРУГОЙ РЕГИОН-ПОЧТА РОССИИ. ДЛЯ СПРАВКИ:ШПИЦЕР Семен Моисеевич (1885—1941?, псевдонимы С. Ш.; Ш.; Ш--р) — русский писатель,литературовед, советский журналист и редакционный работник «РОСТА»(Российское телеграфное агентство), журнала «Вестник знания» и «Красной газеты».Автор повестей, рассказов, пьес и очерков.В фондах Публичной библиотеки им.Салтыкова-Щедрина есть фонд №868 "ШПИЦЕР СЕМЕН САМУИЛОВИЧ",в который входят письма ШПИЦЕРУ от разных лиц,в том числе от Горбунова-Посадова,Шишкова,Ухтомского,Семенова-Тянь-Шанского и др.,а также его собрание автографов (стихотворений,статей,заметок,записок,писем и пр. деятелей науки,искусства и литературы).Среди них-автографы Калинина,Луначарского,акакдемика ИОФФЕ и др.Фотографии Малоземовой и Собинова с их автографами(старший библиотекарь Коноплева.1958г.-опись фонда на 7-ми листах). БЫКОВ ПЕТР ВАСИЛЬЕВИЧ (1844, Севастополь — 1930, Детское Село) — русский поэт, прозаик и переводчик, критик, историк литературы, известный библиограф.Родился в семье капитана 2-го ранга. Окончил физико-математический факультет Харьковского университета. Начал печататься в 1861 году. Выступал со стихами, рассказами, статьями. Участвовал в редактировании журналов «Дело» (1880), «Русское богатство» (1881-1900), «Современник» (1911-1915), газеты «Степь» (1885-1886), «Слово» (1904-1905). Быков – автор многочисленных биографических очерков о выдающихся литературных деятелях, напечатанных в иллюстрированных журналах, в собраниях сочинений писателей, издававшихся под его редакцией: сочинения А.С. Афанасьева-Чужбинского, А.Н.Плещеева, М.Л.Михайлова, И.В.Омулевского (Федорова), Н.С.Лескова, М.Ю.Лермонтова, Ф.И.Тютчева и других. Издания Быкова, как правило, снабжены подробной библиографией. Отдельно изданы библиографии сочинений Л.А.Мея (1887), Н.С.Лескова (1889) и др. Быкову принадлежат воспоминания о литературной жизни России второй половины 19 века.В Санкт-Петербурге работал в редакциях различных изданий. В 1880 году был ответственным редактором журнала «Дело», с 1880 года заведовал литературным отделом журнала «Русское богатство». В 1881—1900 годах был редактором «Русского богатства». В 1879—1880 годах был редактором литературного отдела журнала «Отголоски», а в 1883—1884 годах редактировал «Иллюстрированный Мир». В 1891—1898 годах был редактором литературного отдела «Всемирной Иллюстрации». В 1904—1905 годах редактировал газету «Слово». С 1911 года — редактор «Современника». Опубликованные в журналах стихотворения Быкова включались в различные антологии, но отдельным изданием не были выпущены. Юмористические свои стихотворения Быков подписывал псевдонимами П. Злобин, Незлобный поэт, Дух, Косматый лирик, Эндимион Вампиров, Амедей Чертополохов и другими. Писал рассказы о животных. В журналах 1870-х — 1900-х годов публиковал свои переводы произведений У. Шекспира, В. Гюго, Г. Гейне, Т. Готье, Т. Мура, Сырокомли. Автор огромного количества больших и малых биографических очерков, преимущественно популярного характера, большею частью напечатанных в иллюстрированных журналах. Число их доходит до 10 000. Среди них также статьи о Ю. И. Крашевском, Беранже, Эркмане-Шатриане.Составил ряд библиографических списков и указателей — изданных отдельно указателей сочинений и переводов Л. А. Мея (1887), сочинений Н. С. Лескова (1889), А. С. Афанасьева-Чужбинского (1890), а также А. Н. Плещеева, графа А. К. Толстого, Ф. И. Тютчева, И. В. Фёдорова (Омулевского) и других. ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЯСИНСКОГО о БЫКОВЕ:"Я был еще гимназистом младшего возраста, когда в журнале «Дело», проникавшем к нам в гимназию контрабандным путем, я наталкивался на стихотворения Петра Быкова , но встречал их также и в модных журналах, когда приезжал домой и находил их на рабочем столике у матери, следившей за тем, как одеваются в столице. В 1878 году в «Лихачевку» — меблированные комнаты в Троицком переулке — вошел франтоватый, с очень длинными черными волосами, в моднейшем коротком пальто человек лет 25-ти, с изысканной вежливостью провинциального дворянина представился мне: — Литератор Петр Быков. Я к вам по поручению из Москвы от «Будильника». Николай Петрович Кичеев поручил передать вам поклон и просьбу возобновить сотрудничество, столь неожиданно вами прерванное. «Литературные курьезы и раритеты», которые вы вели, приобрели уже читателей, которые то и дело спрашивают, почему их больше нет. Точно так же, корреспонденция из Петербурга была бы желательна, хотя и в более юмористическом тоне. Вот все, что я имел вам сказать, затем честь имею кланяться. — Выслушайте мой ответ, — начал было я. — А вы уж извольте сами написать Николаю Петровичу, — чопорно возразил Петр Быков, опять утонченно вежливо раскланялся и исчез. Через некоторое время, разбирая архив «Слова», я нашел целую пачку забракованных стихотворений Быкова, которые были написаны прилично и тщательно обработаны, по форме совпадая с содержанием, что впоследствии Надсон, характеризуя русскую поэзию, окрестил «петробыковием». Их можно было печатать и не печатать, и я оставил их в архиве. Потом, уже лично, я получил от Петра Быкова другую тетрадку стихов при письме, где автор писал в редакцию, что на этот раз надеется на лучший прием продуктов его музы и что стихи его писаны «лучшей кровью его сердца». Опять их можно было печатать и не печатать, и опять их постигла та же участь. С тех пор Петр Быков не присылал стихов ни в «Слово», ни в «Новое обозрение», где я заведовал литературным портфелем. Между тем настали для меня своего рода именины сердца, когда о моих беллетристических опытах заговорили газетные критики и когда моя литературная репутация упрочилась, благодаря сотрудничеству моему в «Отечественных записках» . Быков, вообще оказавшийся чрезвычайно внимательным литературным звездочетом и библиографом по призванию, снова зашел ко мне, и снова я жил в меблированных комнатах на Николаевской улице, уже побывав в Киеве и возвратясь в Петербург. — Конечно, вы забыли меня, — скромно начал он, но я уверил его, что великолепно помню. — В таком случае разрешите пожать вашу руку и выслушайте мою сердечную просьбу пожаловать ко мне сегодня откушать хлеба-соли, если у вас есть досуг и добрая на то воля. Отказ меня глубоко огорчил бы. Жена моя тоже большая поклонница вашего таланта и искренно хотела бы познакомиться с вами, а между тем вы кстати сообщили бы мне некоторые данные о своем рождении и о том, как протекали первые годы вашей литературной деятельности. Все это мне очень нужно для словаря русских писателей, который я составляю . Петр Васильевич Быков, екатеринославский помещик и «волей божией» поэт, жил на углу Пушкинской и Коломенской улиц во дворе в темной и неприглядной квартире уже несколько лет с женой Ольгой Аркадьевной, рожденной Козюлькиной и гордившейся своим происхождением по матери от князей Дабижей. У Быковых была великолепная дача под самым Екатеринославом с плодовым садом в десять десятин, с лугами и с пахотной землей, с полным хозяйством, старинной мебелью и картинами Боровиковского, так как сам Петр Васильевич происходил по женской линии от Попова, секретаря Екатерины II; но страсть к литературе и потребность вращаться в обществе писателей и полное неумение самому управлять своими делами загнали его в эти три комнаты с чадящей кухней и с застоявшимся воздухом. В его квартире пахло пирогами, жареным мясом, уксусом — словом, семейной атмосферой, редко, по-видимому, проветриваемой, так как по странности, свойственной многим провинциалам, и она и он боялись открывать форточки, а об окнах и говорить нечего. Может быть, именно благодаря этому страху перед свежим воздухом объяснялось вечно болезненное состояние их девочек и мальчиков. При первом взгляде на жилище Петра Васильевича, заваленное книгами и старыми газетами, обставленное убогой мебелью, можно было бы подумать о крайней бедности хозяев; но на самом деле образ жизни их был такой, какой ведут в столице только зажиточные люди. Я много раз сиживал у Петра Васильевича, привлекаемый неизменным гостеприимством его и Ольги Аркадьевны, бывал на званых его вечерах и обедах и заходил случайно, так сказать, невпопад, и каждый раз бросался в глаза чисто помещичий его размах, в особенности по части чревоугодия. Сам Петр Васильевич Быков казался новейшим воплощением Петра Петровича Петуха. Ни в одном столичном ресторане нельзя было найти таких кулебяк, таких по-лукулловски приготовленных рыб и всевозможных пломбиров, мороженых, белосмородинных, красносмородинных, вишневых, малиновых и других наливок, каких-то удивительных настоек, превосходивших своим ароматом и вкусом зубровку, и изысканных старых вин. Угощал он, когда входил в раж, с неимоверной жестокостью. Стоило гостю похвалить какое-нибудь редкое кушанье, — а он жадно следил за выражением глаз своих гостей, которым сам подносил блюда, — как он наваливал ему целую тарелку до краев и настаивал, чтобы гость непременно съел все, а иначе грозил поссориться с ним навсегда. Я помню, как Чехову он вывалил на тарелку весь пломбир, который тому понравился, так что часть очутилась и на скатерти. — Это было что-то почти ноздревское, — говорил мне по дороге Чехов, возвращаясь от Быкова, — «ешь, мамочка, а иначе прокляну». Я чуть было не обиделся; и хорошо, что у Ольги Аркадьевны оказался в запасе еще пломбир. Одним словом, когда вспоминаешь Петра Васильевича и Ольгу Аркадьевну, то прежде всего приходят на ум эти анекдотические его пиры, петуховские угощения, и только и видишь, как за их столом сидят разные литературные знаменитости — Шеллер, Лесков, Михайловский, Майков, Коринфский, Случевский, Коропчевский, по лицу их течет пот, глаза замаслились, и рты жуют; около же стола ходит Петр Васильевич, счастливый, довольный и неумолимый, и все подкладывает и подкладывает да наливает. Такой на первых порах чопорный, сухой и до смешного утонченно вежливый, Быков, познакомившись и сойдясь, превращался в закадычного приятеля и друга, безгранично услужливого, готового поделиться со всеми не только хлебом-солью, но и кошельком. Нехитрый кабинет его был украшен портретами всех выдающихся писателей, с которыми он был близок и которых, разумеется, угощал. 60-е, 70-е и 80-е годы населяли своими именами и уцелевшими еще живыми представителями века его невзрачную квартиру. Она была закупорена и натоплена, как баня. Температура нередко доходили до 22°; она поддерживалась еще и усиливалась многочисленными керосиновыми лампами. Такая теплота была томящая и, я бы сказал, растлевающая, что удивляюсь, как Петр Васильевич мог работать в таком раскаленном воздухе, а между тем, ввиду почти полного отсутствия доходов от прекрасного имения, которым он владел в Екатеринославе и которое само себя обслуживало и себя же поедало, ему надо было вырабатывать чуть ли не тысячу в месяц писанием некрологов, библиографическими заметками и редактированием книг для издательств, особенно отличавшихся сдиранием шкур с сотрудников, для Вольфа, Девриена и других. Впрочем, в значительной степени этому способствовала еще и необычайная скромность, с какой оценивал свой труд Петр Васильевич. Ольга Аркадьевна когда ждала гостей, то печей не топила, и все-таки было нестерпимо жарко. С 9 часов вечера дети забирались в спальню и там дремали, а в кабинете Петра Васильевича, который часто уходил в редакции или на какие-нибудь литературные собрания, восседала Ольга Аркадьевна и занимала, в ожидании мужа, того или другого гостя бесконечными рассказами о старом, ушедшем уже в вечность помещичьем быте, который она «обожала». Петр Васильевич был либералом, а жена, при всей ее литературности и большой начитанности, исповедовала крепостнические идеалы. Это не мешало ей постоянно оказывать существенную помощь и покровительство разным маленьким революционерам, которых преследовала охранка. Ольге Аркадьевне приносили, чтобы скрыть от зоркого полицейского глаза, гектограф с революционными прокламациями, кипы заграничных брошюрок, конспиративные письма и повестки для раздачи по условным адресам, и она сама рисковала и разносила подпольную почту. Положительно интересна своей сложностью русская душа; самые вопиющие противоречия уживаются иногда в ней. Ольга Аркадьевна скорбела душой, что упало дворянство, что не может оно уже дать тех величавых образцов человеческого благородства, какими изобилуют романы Тургенева и Толстого, и всеми силами ненавидела чумазых, которых ненавидел и Салтыков. Почти одновременно она восторгалась доблестью Желябова и Софьи Перовской, которой отдавала, однако, пальму первенства на том основании, что она дворянка и генеральская дочь. — Дворянка, и Россия спасется только через дворянство, — заявляла Ольга Аркадьевна. Долгое время не терпела она Горького. — Как может выйти из хама пан! — Послушайте, Ольга Аркадьевна, вы проводите дикие мысли. Пора перестать говорить такие вещи. Откуда у вас такое сословное чванство? — В ее жилах ведь есть немного княжеской крови, — пояснял Петр Васильевич не то сочувственно, не то иронически. — Разве из таких хамов, как казаки Розумы, не вышли такие паны, как графы Разумовские? — сказал ей однажды Лесков. — Разве, — развил я мысль Лескова диалектически, — паны не легко становятся хамами? Однако, когда ей рассказали, что Горький купил большое имение — по- видимому, совершенно неосновательно, но на эту тему сплетничали в литературных кругах — и что будто бы дворянство той губернии не прочь принять популярного писателя в свою среду и дать ему герб, Ольга Аркадьевна торжествовала и стала поклонницей Горького. Все это смешно и неважно, но я потому упоминаю об этих мелочах, что они характеризуют собою тот сумбур, который начался уже в головах интеллигентного общества, сложившегося из противоречивых элементов. Одна молодая дама передавала мне, что в имении такого убежденного консерватора, как прославившийся в то время депутат Государственной думы , скрывался также известный террорист в течение трех недель. Временами Петр Васильевич Быков становился редактором того или другого журнала или газеты. Так, когда-то он был редактором «Дела», потом «Всемирной иллюстрации» после Лемана, затем большой газеты «Слово», «Русского богатства» и, наконец, «Современника» Горького ; и нельзя сказать, чтобы он во всех этих изданиях играл первенствующую роль. Большею частью он был подставным редактором, кроме разве «Всемирной иллюстрации», но он и не претендовал на палочку дирижера. Так, в «Слове», где не был принят мой фельетон в защиту евреев, собравший букет убийственных фактов угнетения беднейшего еврейского населения, он сказал мне, возвращая рукопись: — Знаешь, дружище, не время. Газета наша национал-либеральная, и она, естественно, против евреев. Я бы с удовольствием, впрочем, напечатал, если бы от меня зависело, но, как тебе известно, и Ольга Аркадьевна против евреев. Ольга Аркадьевна умерла от удара, протомившись в постели несколько недель почти без сознания. Говорят, что она очень хотела меня повидать, чтобы открыть мне какую-то тайну, но я куда-то уезжал, не было возможности мне приехать к ней, и тайну она унесла с собою в могилу. Через год Петр Васильевич женился на поэтессе Зинаиде Ц.(Зинаида Ивановна Цесоренко) . Он до сих пор здравствует, ему уже за 80 лет, и я несколько раз бывал у него в Детском Селе на прекрасной даче, которую он занимает. Дочери его служат в Екатеринославе в советских учреждениях, а чрезвычайно даровитый сын его Вячеслав, сотрудник журнала «Природа и люди», который издавал Сойкин, умер от туберкулеза в начале 1918 года. Своих стихотворений, а их наберется, вероятно, больше тысячи, Петр Васильевич никогда не издавал отдельной книжкой. Это, кажется, единственный поэт, который не соблазнился обессмертить себя таким образом. В наше время не успеет стихотворец сочинить десяток маленьких стихов, как уже выпускает их отдельной книжкой, чтобы представить их в тот или иной клуб взаимного восхищения. (Ясинский И.И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. Том I. М., 2010, с. 367-373.)ЯСИНСКИЙ,Иероним Иеронимович (1850, Харьков — 1931, Ленинград) — русский писатель, журналист, поэт, литературный критик и переводчик, драматург, издатель, мемуарист.